Тишина. Лишь мерный храп троих мужчин окутывал небольшой дом, стоящий почти на окраине города Шадд. Старый кузнец, чья работа пользовалась уважением среди военного люда, устало покряхтев, перевернулся на бок, свесив руку с кровати. Ольха, стоящая в дверях его комнаты, улыбнувшись, тихо подойдя, укрыла деда старым одеялом, накинув сверху старику на ноги теплый плащ. Она видела, как Брионир мучился болезнью суставов, привыкших к горячему воздуху кузни, и теперь, когда дед практически отошел от дел, лишь уча свою достойную смену, всего на несколько часов появлялся там, проводя все больше и больше времени дома, в кресле у очага, ремонтируя оружие отца и дяди. Девушка присела на корточки, едва касаясь седых волос старика, перебирала те пальцами, шепча, зная, что Брионир не проснется. Маковая капля даст ему покой ночи:
- Года сделали из твоего тела немощь, но ты, кузнец, гордый человек, никогда не сдавался перед тяготами жизни, одной из которых стала твоя внучка. Но знаешь, - опустившись на пол, кладя голову на край подушки, Ольха посмотрела на умиротворенное лицо самого дорогого для нее человека, - предрассветные сумерки разбудят тебя для новых дел, и так будет всегда. Ты просто не имеешь права стать тленом, который развеет ветер по земле, смешивая с пылью. Ты Брионир Бейл. Отец прекрасной Ханны Бейл, моей матери. И дед самой непослушной девочки на земле Элтинор, Ольхи Шейн. Но я так тебя люблю.
Поднявшись, Ольха потянулась, чувствуя как затекли ее ноги. Она едва не рассмеялась, прошептала:
- И все же твоя рука очень тяжелая.
Поцеловав старика в лоб, девушка вышла, прикрывая дверь. Ее взгляд упал на стул, на котором лежал лук отца.
Неделю назад, когда в доме появилось это оружие, Ольха будто сошла с ума. Она бредила им, ее руки дрожали в восхитительном трепете, коснуться творения человека, лука земли Рейнир. В первый же день, девушка набросилась на отца с расспросами, откуда он взял этот лук. И услышав его цену, она едва не сломала стол от обиды, что не сможет себе позволить купить такой же, даже, если она будет пропадать в лесу, охотясь и продавая шкурки животных. Решение добыть себе трофей пришло ей в голову три дня назад. Она боялась даже думать об этом в присутствии отца, все мерещилось телепатия, или ее немного нервный вид мог выдать ее с головой. Сборы не заняли много времени, и вот попрощавшись с родными, молчаливо оглядев дом, Ольха вышла в рассвет, направляясь в сторону леса, забирая круто на восток.
К рассвету двухсотого дня, уставшая от столь длинного и трудного пути, Ольха буквально свалилась в яму с листвой от деревьев, моментально засыпая крепким сном. Она чувствовала, как по ней прохаживались птицы, как в щеку тыкался зверек, водя холодным, мокрым носом по ее горячей щеке. Звуки леса отзывались легкой трелью перезвона птичьих голосов, которым вторили шуршание ежей или шуршание листвы под лапами лесного «народа». Приоткрыв глаза, девушка посмотрела на небо, едва видневшееся сквозь густую листву крон деревьев. Чистое и звездное. Вслушавшись в тишину, не обнаружив никакой опасности для себя, Шейн привстала, и перед лицом с волос тут же полетели листья и земля.
- Чудно.
Покрутившись на месте, Ольха принюхалась. Легкая прохлада, принесенная ветром, вызвала в ней улыбку. Двинувшись как лиса по следу, девушка вышла на небольшую поляну с ручьем. В некоторых местах дно оказывалось глубоким для столь дикого источника воды, что позволило девушке полноценно искупаться, напиться и наполнить бурдюк водой. Одевшись в чистую рубашку, присев на камень, стала задумчиво расчесывать волосы. «Я пересекла границу Рейнира. Но теперь как оказывается передо мной темнота. Ведь в открытую днем я не могу появиться в городе, а уж тем более отыскать того, кто лишится лука. А значит, действовать вновь придется с наступлением ночи».
Если бы кто-то зашел в лес, то не увидел притаившуюся меж деревьев девушку, сливающуюся в темноте леса с окружающей ее декорацией природы. Ольха, не отрываясь, смотрела на высокого мужчину, стоящего и осматривающего лагерь. Но ее взор был прикован к тому, что было в его руках. Ее трофей. Перемещение дозорных по периметру лагеря не могли отвлечь ее от созерцания творения. Прикрыв глаза, девушка, улыбаясь, представила, как ее рука ложится на рукоять, как ее пальцы скользят по крыльям лука. Внутри ее пробрала дрожь. Поправив на плече свое оружие, пряча колчан в широкую петлю на поясе со стороны спины, чтобы при беге не мешал и не бился о ее спину, издавая лишних звуков. В руку лег кинжал, лезвием внутрь ладони и концом прижимаясь к ее кожаным крагам на предплечье. Она замерла.
Тишина. Лучший звук для расхитителя как признак умиротворения того, кому предназначено стать обворованным. Бесшумно скользя по прелой листве, Ольха обошла два кострища, возле которых спали, облокотившись на пики, солдаты. Достигнув цели, рукоятью кинжала девушка отодвинула полог шатра. Мужчина лежавший на кровати казалось и не спал вовсе, слишком прерывисто было его дыхание, а рука, покоящаяся на ножнах, доказывала воришке, что один лишний звук и ножны в миг опустеют, а ты станешь на одну часть тела беднее.
Повернувшись чуть в сторону, увидела то, ради чего пересекла столько лиг расстояния. Сделав один шаг, она коснулась заветного дерева. Все казалось бы легко, но что-то ее насторожило. Уже на выходе, она оглянулась, встречаясь с тяжелым взглядом хозяина ее трофея.
Выскакивая из шатра, Ольха перемахнула в прыжке через спящих солдат, которые почуяв неладное, стали просыпаться и оглядываться. Перед ней тут же вырос вооруженный дозорник, не успевший поднять меча, но словивший от нее сильнейший удар в челюсть, и он стал заваливаться на бок, сгибаясь в сторону удара. Она петляла как заяц меж костров, на ходу снимая свой лук, и убирая украденный за спину. Проносясь мимо колчанов, Ольха выхватила стрелы, зажимая зубами две, третью прикладывая на тетиву. В резком прыжке, приземляясь приседая, она выпустила стрелу в ноги первому солдату, который догонял ее. Убивать его она не стала бы. Он же не добыча. Тут же приладив вторую стрелу, поднимаясь, выпустила ее, и в развороте исчезла в лесу.

Отредактировано Ольха Шейн (2014-04-12 21:55:04)

Хруст. Еще. Ольха мчалась сквозь густую заросль лесной чащобы, уходя в сторону от дороги, по которой глухо раздавалось цоканье копыт коня рейнирца.  При предательском звуке у себя под ногами, она буквально сжималась от мысли, что так провалилась с этим делом, и теперь уже сама является целью. Выскочив на более открытую поляну, она чуть замедлила бег, сменяя луки в руках. Как жена лорда от прикосновения к драгоценным камням, которые будут украшать ее шею или платье, вызывая восторг у окружающих,  дрожала в предвкушении лести и гордости за свое положение и возможность иметь сию роскошь, так и Ольха ощутила некое покалывание пальцев, будто лук был заряжен магическими линиями. Она только и успела опустить взгляд на плечи этого изящного оружия, увидеть мельком руническую резьбу, как где-то сбоку хрустнула ветка, оглушая ее в тишине чащи, и следом по лесу разнесся громкий голос, рыжеволосая обернулась.  Расстояние, разделяющее ее с мужчиной, позволяло ей один выстрел и быстрый уход  в сторону ручья, где она оставила под камнями свою сумку. Вскидывая руки для выстрела, Ольха уже разворачивалась на пятках в сторону укрытия. Она сливалась с луком, чувствовала его «желание», ее руки и «тело» оружия были будто единым целым. Девушка была не столько обучена  стрельбе в быстрой манере, сколько сама долго и упорно вырабатывала в себе это. Ведь зайцы или иная живность не станет перед вами на расстрел.
Тугой звук тетивы. Свист рассекаемого воздуха.  Все осталось позади. Девушка вновь пружинистым движением, оттолкнувшись от прелой земли, бросилась в спасительное для нее укрытие.  Ольха лишь едва пробежала несколько шагов, как почувствовала, что по инерции  летит к земле. Чуть согнув вперед плечо, кубарем перекатилась, оказавшись на спине. Чувствуя тесное сплетение щиколоток, Шейн поняла, что попалась в силки этого воина. Ей оставалось лишь подороже продать свою жизнь, потому что, в этом мире с такими как она не церемонятся, а другой рыжеволосая становиться не собиралась. Чуть приподняв голову, почувствовала, как ее лица коснулся холод. Взгляд зеленых глаз не отпускал мужчину, стараясь предугадать его дальнейшие действия. Замерев, Ольха чуть повела шеей, стараясь уйти от прямого удара-прокола, если все же ей самой удастся изловчиться и, найдя брешь в защите рейнирца, заставить его убрать оружие от нее.
- Тот рейнирец, которому суждено было осиротеть, спал сном пугливого младенца.  Хотя твои солдаты едва ли не валялись на земле в плотном тумане  сновидений. Мне жаль тебя разочаровывать , я бедна как академическая мышь, которой ничего не остается, как питаться фолиантами и свитками дрожа от страха быть прихлопнутой чьей-то рукой, как дланью дарующей избавление от такого существования.
Она не видела его глаз. Луна, освещавшая двоих на небольшой поляне, слепила девушку, в то время  сама Ольха была как на ладони перед мужчиной. Палец прошел по оперению готовой к полету стрелы  лишь натяни тетиву, девушка, перехватив древко своего «жала»,  резко подгибая ноги, спускает лук, при этом делая укол в руку рейнирцу, держащую саблю, металлическим концом  «Отведай своей стали» подумала она, коленями в размаху упираясь тому под колено мужчине, сгибая при это м ногу его.  Его чуть повело назад и в сторону, но Ольха понимала, что крепко стоит на ногах ее преследователь.  И все же его рука слегка была отведена в сторону, и воспользовавшись этим, рыжеволосая , качнувшись телом, поднимаясь, лишь подтолкнула мужчину в сторону подгибающейся ноги, сама же попыталась откатиться, и быть готовой к выстрелу.
- Подумай, раз еще не ведаешь, что делать со мной. Есть время у тебя, - произнесла она, пытаясь рукой вытащить кинжал из-за пояса.

Жизнь оценишь ты тогда, когда у твоего сердца окажется холодная рука отнимающего ее.
Ольха едва успела выдернуть кинжал из-за пояса, стараясь перехватить рукоять удобнее, дабы одним движением освободить ноги, как почувствовала сильный удар по запястью с внутренней стороны руки. Ее стальной «зуб» был мастерки выбит, а рука словно онемела, теряя чувство напряженности слегка безвольно повисла. Все происходило быстро, что девушка едва успевала подумать о следующем своем шаге, как тут же возле уха услышала хруст древка стрелы, которой она пыталась проколоть руку рейнирцу. Он будто читал ее мысли, видел ее взгляд и упреждал Ольху от опрометчивости, сам невольно прекращая ее попытки сопротивления. Понимая, что единственное, что у нее осталось в руках - это лук, хозяин которого как исполин возвышался над ней, попыталась завести конец плеча оружия за его ногу, вновь попробовать опрокинуть мужчину, но едва не закричала от той боли, которая разлилась по ее другой руке, столь сильно прижатой его сапогом. Тяжело дыша, Ольха повернулась, смотря на едва виднеющийся кончик сапога рейнирца в такой темной, но в тоже время светлой ночи, дернула руку на себя, понимая, что и второй руки она может лишиться на время. Рыча тихо и протяжно, она крутила головой в поисках еще какого-либо оружия, но, увы, ее падение привело к тому, что колчан оказался под спиной, а единственная стрела в доступности ее руки была сломана. Попытка убрать ногу мужчины была провалена. Ее больная рука отказала девушке даже в банальном упоре в его сапог, упала на ее грудь. Ольха понимала, что проиграла, да и пальцы, онемевшие от оттока крови, сами разжали лук, который тут же рейнирец отбросил в сторону.
Ни одному мужчине в своей жизни она не позволяла и десятой доли того, что с ней сделал этот дикарь. Лесная извивалась в его руках, стараясь соскользнуть хоть вниз головой лишь бы ощутить свободу. Но его плечо оказалось очень удобным, или Ольха просто была худой девушкой, что так легко поместилась на нем.
- Виселица не достойна моей шеи. А вот твоя сабля сделала бы мне чести.
Но все же слегка успокоилась, понимая, что тратит силы понапрасну, и у нее еще будет возможность пощекотать нервы этому благородному «дикарю».
И она услышала свист и фырканье лошади. «Нет! Только не это животное!», едва успела подумать Ольха, как повиснув на спине лошади, в такт ее легкой походке покачивалась. Она боялась лошадей, а они ее. Лесная зажмурилась, готовая сбежать, но невольно вспомнила, что осталась вовсе без оружия и в лесу с голыми и больными руками, она погибнет от непрошеного «хозяина» леса.
- Просто привяжи за руки к луке седла, и я пойду пешком. Не поздно ли ты вспомнил о благородстве к женщине, хоть и посягнувшей на твое оружие? Что же молчишь. Пять минут назад ты охотно предложил мне сук и петельку, а теперь словно воды набрал.
В лагере было оживлено. Девушка видела, как на нее смотрят десятки пар глаз, и от этого захотелось резко уменьшиться и исчезнуть. Кто-то видел ее опушенную голову, а кто-то, вероятно, увлекательно рассматривал ее ноги, свисающие с лошади. Услышав наказание для солдата, это вероятно тот, кто упустил воровку, получив кулаком по челюсти, и Ольха поняла, что рейнирец любитель долгих и изнемождающих пыток. Она была наслышана о таких методах. Ей всегда казалось, куда проще проколоть сердце и все, конец и заданию твоему и мучениям того, кто виноват в преступлении. Но теперь, представив себе это, поняла, что усталость это ерунда, по сравнению со стыдом, который этот солдат испытает, не покидая своего камня две суток. Она передернула плечами, как почувствовала, что ее вновь, как мешок, взвалили на плечо. От долгой езды вниз головой, у нее слегка закружилась голова, когда мужчина положил ее, пусть и бесцеремонно, на землю. Лесная водила глазами, узнавая обстановку внутреннего мирка этого дикаря, как он впал в некий транс, девушка называла медитацию «спячкой». Погладив свои руки, чувствуя легкое покалывание, она остановила свой взгляд на его лице. Столько благородства, силы, решительности было в его чертах, благородство и мир с самим собой.
Ольхе казалось, что мужчина медитировал не для себя, а делал это, посылая непонятные «волны», что она буквально провалилась в тяжелый и глубокий сон, с мыслью «Нужно бы ноги развязать».
Утро настало слишком быстро. Ольха проснулась не от того, что вокруг, за стенкой палатки, сновали солдаты, подгоняемые приказами, отдаваемые зычным голосом, а от дикого и всепоглощающего чувства голода. Она не страдала, как многие женщины, «плохим» аппетитом. И поэтому сейчас, наверное, за одну плошку мало-мальски удачно сваренного супа, готова была отдать, правда, нечего, но все же, что угодно. Ольха даже была полна решимости, отработать эту тарелку горячего навара.
Но, увы, она не увидела рейнирца, которого бы просто попросила принести еды.

Отредактировано Ольха Шейн (2014-04-17 20:05:55)

Двести дней потраченные в пустую, при этом еще и так глупо попасть в силки рейнирца. Ольха лежала на земле, растирая виски, лихорадочно выискивая пути, которые привели бы ее к свободе, указали бы путь домой. Но Шейн не из тех кто отступит. Потерять трофей, уйти с пустыми руками. Одно то, что его сабля касалась ее тела внутри Ольхи разжигало такой дикий огонь, что наверное ее глаза сияли внутренним светом, отливая чистейшим изумрудным сиянием.
Обернувшись на звук шагов, девушка едва не попятилась на руках прочь от вошедшего мужчины, но спиной уперлась о его ложе, которое казалось, было не тронуто той ночью. Блеск его оружия внушал благоговейный страх в столь могучих руках, вызывая уважение к нему и в тоже время надежду, что смерть будет быстрой. Тонкая сталь не задержится на шее, не остановится среди костей, проходя быстро сквозь тело, как меч проводника души, впитает ту в себя, принося облегчение бренному телу. Ольха замерла. Одно короткое движение, и ее ноги свободны. Прикоснувшись рукой, где остался след от веревки, она нагнулась к ногам, растирая те, стараясь привести их в чувство. Даже сквозь сапоги, Ольха ощущала, как сильно въелась за ночь бечева в кожу. Опираясь о кровать, девушка медленно попыталась встать, но рейнирец уже вышел, и не видел ее беспомощности, чему она была если не признательна ему, то, по крайней мере, мысленно сказала Спасибо. Ее волосы, рассыпавшись густой рыжей копной по плечам, мешали рассмотреть ноги, отвернув ворот сапогов. Слегка посиневшая кожа, розовела на глазах. Быстро заплетя косу, при этом потирая ногу об ногу, Ольха вышла из шатра, зажмурилась. В этих землях солнце было другое, более яркое, цепкое, казалось, что даже утреннее, еще прохладное светило обжигало. На нее уставились не меньше десятка три пар глаз, что девушка едва не шагнула назад по спасительный полог. Но почуяв аромат костра смешанный с запахом еды, заставила побороть в себе чувство некоего отвращения к этим сальным взглядам, подошла и села на землю рядом с рейнирцем. Из всех его она не боялась, хотел бы убить, не стал бы церемониться еще там на поляне. В ее руки тут же легла чашка, наполненная мясом и рассыпчато сваренным рисом. Жадно поедая, услышала над ухом его низкий голос, лишь кивком ответила мужчине, продолжая, торопясь есть.
Ее обходили стороной, как чуму, хотя некоторые и норовили толкнуть ее плечом. Девушка стояла не подвижно, лишь глазами оглядывала территорию лагеря, сложив руки на груди. Она была подобрана внутри, словно перед прыжком. Ты свободна, беги! Внутренний голос так и твердил, но Шейн понимала, что она и шагу не сделает, как будет уже не, то что вновь пленена, а возможно и убита, а это было глупо. Ее рук коснулись ладони в перчатках, и тут же запястья были скручены веревкой. Ольха пошла впереди лошади, держа руки чуть навесу. Ее взгляд не подвижно был устремлен на впереди идущую лошадь, от чего девушка ощущала себя как лист с дерева, плавающему по водной глади большого корыта, бьющегося о борта деревянных стен, так и она притормозит, то ее плеча коснется морда лошади рейнирца, ускорится, то едва приостановившаяся лошадь солдата грозила задеть ее хвостом, и хуже того лягнуть ногой, почуяв сзади стоящего. Но худшее для нее случилось чуть позже, когда она была поднята мощными руками дикаря, и усажена на лошадь. Вот тут и началось в ней творится бог весть что. Рейнирец пустил коня во всю прыть. Ольха не знала куда ей деваться. Она пыталась держаться за луку седла, но то едва выглядывало из-под нее. Попытавшись чуть сдвинуться, она тесно прижималась к мужчине, от чего становилось вдвойне не по себе. Ее волосы развивались на ветру, мешая как ей, так и тому, кто сидел позади нее. Но дикарь не собирался приструнить животное. Знаете что такое молчаливый крик? Это крик души, которая мечется внутри вас от испытываемого страха, так и Шейн, дрожа, вцепилась в руку мужчины, зажмурилась, лишь бы не видеть картин мелькающих перед глазами. Она предпочитает безветрие лесов, тень крон деревьев, ночные шорохи и свет лунного диска. Землю под ногами, а не седло под собой.
Почувствовав что конь перешел на легкий аллюр, Ольха открыла глаза, прошептала:
- Обязательно торопиться? Спусти меня, я пойду пешком.
Но его руки так и не отпустила, хотя чувствовала, как ее пальцы затекли от судорожного сжимания. Вдали показался возвышающийся замок, освещенный утренним солнцем. Девушка невольно залюбовалась творением мастеров, слегка запрокинув голову, не заметила, как макушкой коснулась плеча рейнирца.
Как говорится, попав в плен успокой себя, иначе слепота гнева погубит все твои начинания. И свободы луч погаснет, так и не успев разгореться в твоей душе.

Отредактировано Ольха Шейн (2014-04-20 20:56:18)

Лошадь чуть подалась вперед, перебирая копытами на небольшом подъеме, что заставило Ольху напрячь и без того уставшую спину. Когда же эта пытка кончится? Как они сутками готовы скакать на этих страшных животных? она представляла себя на Шкарре, как его мягкие лапы буквально скользят по земле, как ты сливаешься с его телом во едино, чувствуя его силу, грацию. Девушка думала побродить по лесам и найти себе щенка, приручить. Но, увы, судьба так и не дала ей приобрести в лице этого грозного волка друга, будто скрывала логово от Лисы. Но она не теряла надежды, что однажды ей встретится волчица, которая подарит Ольхе волчонка, почувствует в девушке силу воспитать гордого и умного зверя.
Въезжая в город, Шейн чуть прикрыла глаза, но следила за всем что могло ей подсказать путь к побегу. Чуть повернув голову, она осмотрела стены, которые высотой своей могли напугать, не говоря уже о тщетности попытки забраться на них без страховки и быть незамеченным. Правильное расположение домов, не состыковка крыш разной высоты (сток снега и дождевой воды были выведены аккурат на задний двор, где девушка заметила кадки с водой), а лишь стены едва касались друг друга, не давали убегающему по ним, спокойно, словно заяц перепрыгивать.
Ольха почувствовала, что ее спускают с этого животного, и мягко приземлилась, чуть пружиня. Ее бедра горели огнем от езды, что идти дальше она могла лишь скрипя зубами, едва сдерживая в себе желание не потереть их руками. Девушка отшатывалась от проходящих мимо, кто смотрел ей в глаза. Она невольно жалась к лошадиной морде. Хотелось рыча, крикнуть Перестаньте смотреть на меня! Я что пойманный зверек вам! Ольхе было все равно по-доброму или нет по ней скользили взгляды, ей не было приятно такое внимание:
- Лучше бы ты на меня мешок одел, а то как собачку показываешь всем, - чуть повернувшись, проговорила она рейнирцу.
Миновав ворота, отделяющие основную часть города от внутреннего двора с покоями лорда, девушка остановилась, оглядываясь по сторонам. Что ее ждало здесь, известно было только дикарю, который освободил ее руки. Ссадины от бечевы чесались, хотелось засунуть руки в холодную воду, успокоить раздраженную кожу, но Ольха лишь могла слегка потереть их. Она не отрывно следила за плавным движением его рук, которые были столь большими, что казалось ну не могли они так изящно держать кинжал и обладать столь молниеносным движением. Девушка едва выхватила его взгляд, как ее увели, сжав локти. Она хотела обернуться, возможно в молчании спросить Ведь смерть лучше? Но так и была уведена в помещение.
По обе стороны небольшого коридорчика стоял ли двери с квадратными решетками на уровне головы, из которых торчали руки, пытающиеся дотянуться до стражников. Но те лишь палкой награждали непокорных, и с руганью, заключенные убирали руки.
- Смотрите, какую красотку ведут. Давайте ее к нам.
Ольха дернулась, за что получила увесистый тычок меж лопаток. Как оказалось позади шел еще один стражник. Она зашипела. Ее кровь словно лава, горячая, обжигающая, забурлила по венам. Девушка уперлась ногами в камень, которым был выложен пол.
- Посадите к кому-то, перебью всех.
Ее тихий голос был похож на угрозу. Но кто из здешних мужчин сталкивался с такими женщинами как Ольха. Лишь смех ей был ответом. Ее дернули сильнее, и Шейн едва не повисла на руках охранников, если бы не успела выставить ногу вперед. Она представила, что сейчас только полдень, а это означало, ночь будет у нее тяжкой, если только рейнирец не придет. Перед ней появился образ его лица. Эти глаза не могли ей причинить вреда. Почему она была так уверена? Не понимала и сама девушка.
Дверь со скрипом отворилась, и Ольху втолкнули внутрь. По краям камеры сидело четверо мужчин. Каждый из которых начал шевелиться, едва за ее спиной закрылась дверь, а в решетку ей в затылок проговили с усмешкой:
- Тебя здесь не обидят, а если не хватит этих ребят, добавим тебе еще парочку.
Шейн медленно отошла к стене, носком мягкого сапога шаря по полу. Что она хотела тут найти? Наверное, привычка. Когда в лесу все средства хороши. Но сейчас она была обнажена. У нее не осталось ни одного железного «зуба». А лишь ее кулаки. Она молчала.
- Ну что рыженькая, кого первого выберешь?
Ее безумный взгляд, отливающий изумрудным свечением от проникающих в камеру лучей полуденного солнца, не обещали ничего увеселительного и томного.
- Смотрите-ка, а девочка то видать страстная, как горит то уж вся. Но ты расслабься, никто больно не сделает. Так повеселимся впятером и спатеньки пойдем. Я даже тебе уступлю вон ту кроватку, ты же меня согреешь?
Она чуть наклонив голову, перевела взгляд на говорившего. Ольха едва не пропустила захвата со стороны, как уворачиваясь, присела, пружиня, бросилась в ноги ближайшего, сбивая того с ног, перекатом по его телу вновь оказалась на ногах. Ногой тут же ломая нос лежащему. Очередной не заставил себя ждать.  Превосходящий ее в росте мужчина оказался не чувствителен к боли в челюсти, что не скажешь о ее кулаке, который соприкасаясь, чувственно хрустнул в костях фаланг. На лице девушки отразился звериный оскал, как колено тут же нашло слабое место и у этого бугая меж ног. Как только он начал складываться пополам, она надавила на его плечи, вскакивая на его спину, с размаху в полуобороте ударила третьего в горло. Но на этом ее везение закончилось. Почувствовав сильный удар в позвоночник, девушка упала на колени, больно приземляясь на руки, которые и так болели. Ольха попыталась ногой оттолкнуть сзади стоящего, но ее резко потянули за волосы, впечатывая в ее челюсть кулак. Шейн мотнуло. Но видать стоны первых побитых все, же дошли до стражников. Дверь резко открылась, и девушка почувствовала, что ее волосы отпустили, упала на грудь.
- Кто додумался ее сюда посадить? Был приказ?
- Нет.
- Так какого демона вы творите?
Ее подняли за лицо, но Ольха не открыла глаз. Она слишком устала. Помогая, как могла поднять себя, опираясь рукой о плечо того, кто так рьяно ее защищал, вытерла ладонью рот, тихо прошептала:
- Воды.
Ее отвели в другую темницу, где сидели два старика. Но девушке было все равно. Она сползла по стене, равно душно смотря на стены. Вот так и придет тебе конец как той собаке в подворотне.
Ей принесли воды и какой-то грязной тряпицы.
- Умойся. Сейчас тебя покормят. А вы, не вздумайте к ней подойти.
К еде она не притронулась в силу боли в челюсти, а лишь попросила больше воды. Толи сон, толи явь, но Ольху выкидывало периодически в реальность. Дверь скрипела петлями, к ней подходили, но Шейн сидела как статуя, смотря на стену. Лишь спустя несколько часов, она пошевелилась, подтягивая ноги, и ложась на тонкий слой соломы. Мельком взглянув на решетчатое окно, поняла, что уже поздний вечер, если не ночь.
Закрыв глаза, Ольха впала в спасительный сон. Во сне если и есть страхи, то победимы. А вот ее дикарь не знал поражений.

Отредактировано Ольха Шейн (2014-04-22 00:07:34)

Ее звали сквозь сон. Ольха встрепенулась, резко подняв голову, но тут же пожалела об этом. Спина, в которую ее так сильно ударили, да еще она ее отлежала на камнях, была будто закована в железный панцирь, не давая повернуться. Девушка повернула голову на голос. Напротив, у стены, сидел старик, его нога была прикована цепью к стене.
- За что тебя сюда? – Девушка хрипло, не проснувшимся голосом прошептала, опираясь на локоть.
«Куда он может сбежать?», подумала Ольха, подергивая своими ногами, проверяя, не приковали ли ее. Быть свободной запертой в клетке, ждать неизвестно чего – это мучение.
- Да я уж тут давно, девонька. С голоду украл хлеба с прилавка, все казался себе молодым, думал ноги меня спасут. Ан нет, просчитался.
Многие думают о своей молодости как о чем-то вечном, не замечают почтенной старости, которая приносит отдых телу и мудрость разуму. Поднявшись, девушка оперлась спиной о стену, чуть поведя плечами, пытаясь унять боль в спине. Рядом стояла плошка с грязной водой, но это не остановило ее в чувстве жажды припасть к ней губами. Водя стекая по подбородку, змейками заползала за ворот рубашки. Ей оставили ее кожаный жилет из грубой кожи, изнутри простегнутый мелкими пластинками, создавая некую защиту груди и спине. Вытерев ладонью рот, провела пальцами по скуле, на которой была ссадина, запачканная землей. Ее тело не отдохнуло, слабость и немощность не позволяли даже встать, размять ноги. Ягодицы и бедра после вчерашней скачки будто онемели, а запястья чуть распухли. Скрип двери заставил девушку подобраться.
- Ну хвала богам, очнулась. На вот, поешь. Мне не к чему за тебя потом получать наказание, - поставив перед ней тарелку с подобием похлебки и положив на пол кусок хлеба, тюремщик, не отрываясь смотрел на нее. – А ты не плохо вчера показала. И где тебя так выпестовали драться. Не всякий мужчина сможет, а тут девица. Дома сидеть должна, мамке помогать, мужа любить и детей рожать.
Посмотрев на ее тыльную сторону ладони, мужчина охнул:
- Чужеземка! Да знаешь ли ты, что за такое уже приговор смерть, а ты нашего коннетабеля обокрасть захотела. Совсем голову девка потеряла. Молись, чтобы отделалась ты лишь тюрьмой.
- Я не буду есть. Не голодна. А вот за воду спасибо. Я знала, на что решилась, поверь, хоть и не получилось мое путешествие, я ни о чем не жалею.
Ее опять клонило в сон. Свесив голову, на лицо тут же упали волосы, девушка задышала ровно. Лес. По тропке гордо шла девушка, а рядом ее шкарр и Рейнирец? Не вяжущийся эпизод короткого провала в сновидения не был доступен ее пониманию, от чего она едва пошевелилась. Туманным взором посмотрела на высокое окно, в которое проникал алеющий рассвет. «Утро. Я готова к тебе», подумала Ольха, как дверь скрипнула. Ее лица аккуратно коснулись пальцы. Откинувшись головой о стену, девушка не видящим взглядом смотрела на того, кто лишил ее не только свободы, но душевного равновесия, хотя до последнего Ольха еще не добралась в мыслях, боль в теле отвлекала. Девушка слегка скривилась от яркого света от факела, отвела голову чуть в сторону, но ее уже отпустили.
Хорошо, когда ты ни о чем не думаешь. Сидишь себе, пялишься в одну точку, и неведомо в этот момент ни голод, ни жажда, ни боль. Ты будто по ту сторону плотских желаний. Замереть и забыться. ее мысли прервали руки, поднявшие Ольху. Тихо прошипев от судороги в спине, Шейн открыв глаза, взором уперлась в профиль дикаря. «И куда теперь?»
Увидеть коридоры, по которым ее несли, девушка не могла, так как рассматривала мужчину, который был причиной ее неудачи, ее мыслями, ее целью, достигнув которой, она лишилась свободы. А может, есть еще шанс ускользнуть? Но не сейчас, не завтра. Далеко в таком состоянии она не уйдет. Да и оружия у нее нет. если только выиграть его в честном бою. вот только кто станет драться с девушкой, допуская вероятность поражения? Это же позор. Поэтому такое приобретение лука или еще чего-то другого, она отметала.
Оперевшись о края кадки с водой, Ольха посмотрела на отражение в воде, переводя взгляд по стенам комнаты, в которую принес ее рейнирец. Что это все означало?
- Почему ты принес меня именно в свои покои? Если хотел избавить меня от тюрьмы, то в твоем замке полно келий.
У дальней стены стояла по истине царская кровать с множеством подушек. Тонкой работы одеяло небрежно было откинуто в сторону, а у изголовья, на стене красовался герб:
- Рейнир.
Девушка потянула шнурок, распуская волосы, но туго сплетенная коса, давно не видевшая гребня не желала расплетаться.
- Если я умоюсь в этой воде, то ее придется менять полностью.
Развязав завязки на кожаном доспехе, сбросила его к ногам, стала стягивать с себя рубашку, не заботясь, что ее увидит мужчина, лишь повернувшись к нему спиной. Прохлада воды приносила облегчение ее разгоряченному телу. Обмыв тело, девушка стала расплетать волосы. Руки перестало саднить, лицо потеряло земляной цвет, возвращая Ольхе ее молочный оттенок кожи, свойственный всем рыжим из ее Дома. Слегка пройдясь пальцами по копне волос, расправляя их как могла, чуть присев, стала натягивать на себя грязную рубашку.

Отредактировано Ольха Шейн (2014-04-24 10:32:37)

Ольха едва успела отпустить рубашку из ослабевших пальцев, как та уже была охвачена языками пламени, исчезая в камине, становясь очередной горсткой пепла.
- Что ты себе позволяешь? – возмутилась, когда дикарь опустил ее в кадку с прохладной водой. Она чувствовала как ее сапоги, намокая, чуть распухли, набирая в себя воду. Сверкая глазами от заполняющей ее злости, девушка ругалась в мыслях, ругая дикаря всеми известными ей словами, только сейчас обратила внимание, что позволила мужчине коснуться ее неприкрытого тела, что стояла перед ним обнаженная. «Голая гордячка! Совсем забыла, что разделась при нем?» Ольха злилась уже на себя, и вновь на рейнирца.
Такого укола по ее гордости не было никогда. Отвернувшись от его взгляда, развязала ремешок на штанах, освобождая себя от всего, что мешало полноценно искупаться.
- Неужели ваш аристократический нос не выносит запаха женского тела?
Она рассмеялась, опускаясь под воду, споласкивая волосы, которые тут же потяжелели, спускаясь вдоль ее спины, прикрывая ягодицы, ровным каскадом. Девушка отключилась от того, что позади нее сидит мужчина, что она не прикрыта. После двухдневного обитания в пыли шатра, ночи в темнице, Ольха почувствовала себя человеком. Перекинув волосы на грудь, стала расчесывать их пальцами, стоя по пояс в воде. Вода по истине самая могучая стихия. Она может, как уничтожить, стирая с лица земли все, что преградит ей ею выбранный путь, так и подарит вам жизнь, нужно лишь уметь ее чувствовать. Вновь окунувшись под воду, доставая одежду. Штаны еще можно было спасти, а вот сапоги. Бросив все на пол, Ольха посмотрела на рейнирца, беря из его рук красивое шитье.
- Зачем мне надо приобщаться к твоему Доминиону? Я не планирую тут задерживаться.
Отжав волосы, надела рубашку, в которой тут же утонула. На ее месте тут же образовалась лужица. Так и хотелось дать по его затылку за такое хозяйское распоряжение ее вещами, оставляя практически без возможности быть одетой к вечеру. Ступая по каменному полу босыми ногами, Ольха оглядела мужчину, наблюдавшему за ней из-под густых ресниц. Едва штаны коснулись камней, как от них пошел пар. «А вот сапоги…» подумала девушка, еле заметно улыбаясь, пряча улыбку, боясь, что мужчина ее раскусит. Такого точно он не ожидает.
- Спасибо, но предпочту впервые в жизни почувствовать на себе платье, пояс не даст такого ощущения, - проходя мимо него, остановилась чуть поодаль, понимая, что он до сих пор не понял, кто ему попался. – Я осознаю свою участь, глупость. Можешь не стараться указать мне на мою недальновидность и самоуверенность. Но ведь то, что я  прошла четыре земли, четыре дома, не будучи замеченной, значит не все так уж плохо. Но ведь целью был Рейнир.
Ее рука оказалась в его ладони. И вновь Ольха убеждалась в его силе, ее хватка была мертвой. Даже она привыкшая выпутываться из любого положения, не смогла бы сейчас вырвать кисть, остаться без нее – да. Гордо подняв голову, ответила:
- Да, Шадд! Что-то не так в том, что ты узнал? Но не волнуйся, ты освободишься от меня, как только я встану на ноги.
Увидев на комоде гребень, хоть и мелкий, была рада, что сможет расчесаться. Она понимала, что принадлежит он мужчине, который демонстративно повернулся к не спиной, показывая, что она и минуты не заслуживает, чтобы на нее потратили.
- Ты рейнирец, потомок расы мастеров, сотворивших чудо, а так равнодушно говоришь о луке, - она его передразнила, - «красивая деревяшка». За нее многие бы отдали едва ли не все состояние. Я предпочла взять. Но ты оказался либо более ловким, либо удача в тот миг была рядом с тобой. Но поверь, я добуду себе этот лук! Или это буду не я!
В ней вновь разлилась злость, заставляя кровь закипать. Подняв сапоги, Ольха подошла к мужчине и, раскрыв пальцы, бросила те ему на ноги, чуть улыбаясь:
- С тебя сапоги и рубашка.
Взяв кружку, из которой он только что отпил, девушка подойдя к окну, застыла. Картина, что открылась перед ее взором, захватывал дух своей девственной красотой. Насколько далеко хватало ее взгляда простирался лес, среди деревьев поблескивала река играющим на ее глади лучами солнца. Открыв окно, Ольха села на выступ, свешивая ноги на улицу, плечом облокотилась о кладку. Она никогда не видела своей земли с такой высоты, лишь чувствовала под ногами траву, видела облака и наслаждалась свободой и охотой. Шейн была настолько умиротворенна внутри, чувствуя гармонию, что девушке было все равно, что будет завтра. Она была уверена в том, что путь домой будет намного короче.

Ее волос слегка коснулось край голенища пролетающего в окно сапога. Неожиданно? Девушка едва не скатилась вслед за своей обувью, которую рейнирец просто выбросил, не говоря ни слова.
- Их еще можно было починить. Но ты предпочел избавиться, оставляя меня лишь со своей рубашкой и штанами. Надеюсь, ее ты у меня не отберешь, иначе появится у тебя возможность познакомиться не только со своей стрелой. Да, тут не поспоришь. Темница хоть и светлее, но вот сбежать отсюда, - девушка посмотрела вниз, переводя взгляд на стены, ища заступы, зазубрины, да что угодно, зацепившись за которое, могла бы выбраться если не через дверь, то через окно, - чрезвычайно трудно.
И в правду. Казалось, что цитадель была выложена из идеального камня, не поддающемуся разрушению временем, что над ним не властно ни ветер, ни дождь. Камень был гладок, щели меж ними были столь малы, что даже ее тонкие пальцы вряд ли смогли бы зацепиться в расщелинки.
- Ты считаешь мою руку столь неуверенной? – она говорила с ним, не поворачиваясь лицом к мужчине. Почему то рядом с ним она не чувствовала тени смерти своей. – А все же там, на поляне, ты едва не словил стрелу из рейнирского лука выпущенную моей рукой. Да и отдавать мне за него нечего, я просто его возьму. Ни сейчас, ни завтра. А в неизвестном будущем. Просто знай это, Волк, ведь Лисы хитрые.
Ольха усмехнулась, допивая остывший чай в кружке, которую поставила рядом с обой на широкий подоконник. Ее влажные волосы подсыхали, превращаясь в густую копну, которая обрамляла ее лицо, словно ореолом свечения. Ведь волосы ее – это гордость девушки, за которыми она ухаживала, которые она никогда не отдавала в руки чужому, как это делали благородные дамы, в погоне за красотой, не понимая, что как бы ты не старался украсить себя, если природа решила на тебе отдохнуть, то любая замарашка все равно будет блистать рядом с тобой.
Чуть поежившись от ветра, чувствуя, как мокрая рубашка то коснется ее тела, то ветер отгонит прочь ткань, Ольха почувствовала на своем плече его руку, как его палец коснулся больного места, и оно тут же вспыхнуло под ним. «Черт! Как же не вовремя в тебе просыпается женщина!» подумала девушка, чуть повернув голову в сторону подошедшего мужчины. Она и не заметила его поступи, как рейнирец уже стоял подле нее.
- Так отведи обратно меня, - тихо проговорила рыжая, вновь поворачиваясь к пейзажу за окном. – Ты же понимаешь, что я не стану усмирять себя в угоду непонятно кому. И если тебя это изводит, мое поведение, то достаточно открыть дверь и позвать охранника.
Его рука исчезла с плеча Ольхи так же внезапно, как и появилась. Девушка не переставала удивляться его способности при таком росте быть тихим, молниеносным. Она чувствовала в нем достойного соперника себе. Но не как женщина, победить этого дикаря ей не под силу, вспоминая крепость пальцев его руки, а как тот, превзойти которого в умении ей бы хотелось. Но про это можно забыть. Она родилась не в те времена. Женщина была и остается тенью мужчины, женой, хранительницей домашнего очага, матерью детей своего мужа. Вот только Ольха таковой не являлась и вряд ли примерит на себя роль примерной девушки. Она и в правду почувствовала себя немного замерзшей. Повернувшись, перенесла ноги через окно, оказавшись теперь в лицом к лицу с мужчиной, поправила рубашку, что оголила ее ноги до неприличия.
- Есть что-нибудь почитать про рейнирский лук? Или про сражения в далеких землях.
Она спрыгнула с окна, едва не роняя чашку на пол, вовремя наклонившись, поймала ту за край.
- Ну и если уж я тут в темнице, то судя по солнцу, время обеда. И хотелось бы, честно говоря, просто лечь. На кровать не претендую, но рассчитываю на что-то большее, чем солома на полу.
Скажете «Наглая!». Да. Ольха понимала где она находится и перед кем. Ведь рейнирец был явно не последний человек этой земли. Да одна рубашка чего стоит. Шейн просто нужно куда то себя деть, потому что нахождение рядом с ним и не быть занятой просто вводило девушку в некое состояние прострации, когда ты стоишь и не отрываясь смотришь на человека, понимая то, что не нужно, ой как не нужно понимать.

Отредактировано Ольха Шейн (2014-04-26 14:35:25)

Ольха рассмеялась на его слова о лучниках, забирая волосы в косу, откровенно рассматривала мужчину. Другая бы на ее месте, наверное, молилась на него за спасение от стен мрачных темниц, за такой сладкий плен в его комнате, готовая отблагодарить благодетеля как тому будет угодно. Но только Ольха не другая, она именно Другая.
- Хорошо, - подняв одну руку, отняв ее от плетения, - согласна с твоими словами. Спорить можно до пены у рта, но так и, ни ты, ни я не согласимся с мнением друг друга, будто «глухие» не услышим долю истины в словах каждого.
Девушка предпочла не оспаривать его мнения, хватало и того, что она за два дня и так этому человеку успела стать как заноза в пятке, до которой не дотянуться самому, а других просить стыдно.
Закончив с волосами, Ольха смотрела, как он вероятно со злостью все скинул на пол, уступая ей не только свое одеяние, но постель, пусть и на полу. Усмехнувшись, девушка прошлась босыми ногами по мягкому ложу своему, чувствуя тонкость постельного белья. Оно было как нежная трава, только выросшая, еще не погубленная солнцем, а сочная, сильная, мягкая, как ковер под ногами  растущая.
Вероятно, Ольха казалась ему торговкой, цепляющая своим «языком» всех покупателей, обращая внимание на свой товар, ну а те, кто прошел мимо, сразу получали в спину тысячу проклятий. Но и это тут же прекращалось едва появлялись другие ротозеи и хранители кошельков. Но ведь он не знал, что в ней говорил страх, который она прятала за колкостью своей, стараясь сделать ему больнее, как ей казалось.
- Нет, не все. Вероятно, воспитание тремя мужчинами сказывается на мне. Ну, извини, что более покладистая не пошла за твоим луком, скромная на язык и стыдливая как дочь лорда в брачную ночь, - проговорила девушка, опускаясь на свою кровать, радушно предоставленную ей на эту ночь рейнирцем. Она готова была насладиться ею с полна, ведь не известно, что могло ожидать ее завтра утром. Девушка прилегла на подушку, накрыв ноги тонким, но теплым одеялом, так как ее пальцы уже покалывало от холода, Ольха не сводила глаз с мужчины. Почему? Ей казалось это забавным, будто она испытывала его выдержку на прочность, его терпение, как долго он сможет ее выносить. А на самом деле, глубоко, мерцало другое чувство, вот только Лиса об этом еще не знала. Служанка, которую он позвал, удивленно посмотрела на девушку, лежащую на полу на хозяйской постели, застилая кровать заново, украдкой бросала на Ольху взгляды. Шейн готова был запустить в нее подушкой, но деланным спокойствием смотрела на Волка, стоящего в ожидании готового ложа. "Ну взорвись ты, ведь видно, что сдерживаешь себя. Дай посмотреть на рейнирца вне маски спокойствия, которого в тебе осталось не больше чем песка в часах отсчитывающих мгновения", думала Лиса, посматривая на мужчину из-под ресниц.
Голод в ней отступил, и Ольха провалилась в приятный, тягучий сон, невольно раскрывшись, не замечая ветерка гуляющего по ее обнаженным ногам. Она уснула лежа на спине, положив голову на ладонь. Усталость проведенной ночи на жестком полу, да и стычка с бандитами, к которым ее посадили, не прошли мимо, и ее тело, получив долгожданную чистоту, приятную кровать, предательски утащило Ольху в сон, что она не чуяла запахов принесенного обеда, лишь слегка пошевелившись только для того, чтобы сменить положение затекшей руки.
И страх нужен для человека, чтобы распознать грань, через которую лучше не заступать. А Ольха как канатоходец ходила, даже нет, бежала по этой тонкой линии, балансируя меж миром терпения рейнирца и меж своей гордостью, которую все таки она чуть усмирила в себе, но колкости не лишилась вовсе.