Библиотека
13 число месяца агни, 1270 г.
Поздний вечер.

Невероятно сильно хотелось доказать матери, что она не права. Что она совершенно ничего не понимает. Хотелось объяснить ей всё, рассказать про Ирис. И пусть бы в голосе плескалась злость, а в ушах звенело – всё равно. Главное, доказать. Убедить.
Но Леди Корн-Терион ясно дала понять, что разговор окончен. Истерики тут неуместны и, более того, бесполезны. Она не желает ничего слышать.
Кира громко фыркнула, с сердитым прищуром глядя в спину матери. Почему не проходит и пары минут, чтобы она снова не начинала испытывать злость к этой женщине? И где найти это проклятый ключик к взаимопониманию?
В любой другой ситуации, оставшись одна в библиотеке, Алькира непременно отправилась бы в рейд по книжным полкам, с целью отыскать какое-нибудь старое чтиво, помнящее прикосновение, возможно, самих основателей Корн-Териона. Но сейчас хотелось одного – увидеть брата и рассказать ему всё, что она услышала сегодня.
…А вот телохранитель, что тенью двинулся за ней от дверей библиотеки, был совсем некстати.
− Что? – Алькира сделала несколько шагов, остановилась и недовольно взглянула на мужчину. – Если мамочка беспокоится, что я заблужусь и сгину в коридорах, то зря надеется.
− Мне было велено проводить вас до ваших комнат.
Кира недоверчиво вгляделась в бесстрастное лицо своего нежданного провожатого, равнодушно пожала плечами и двинулась дальше:
− Валяйте. Только сначала я зайду к брату.
− Я должен проводить вас до ваших комнат.
Негромко, но настойчиво. Голос телохранителя толкнул между лопаток, всколыхнул новую волну раздражения. О, она, кажется, догадывалась об истинной причине этого приказа.
Впрочем, нет, она даже знала наверняка.
Леди Корн-Терион не желает, чтобы она первой поговорила с братом. Или, всё же, это банальное беспокойство, в связи с её обострившимся топографическим кретинизмом?
Нет, дело было в подслушанном разговоре. Определенно, в нём.
Алькира насупилась, помрачнела. В голове словно щелкнул рубильник, включая природное упрямство и вредность, помноженные на жгучее желание досадить. Дорогу до своих комнат она не помнила, позволив телохранителю самому выбирать направление, что весьма удачно сыграло ей на руку и подарило возможность испытать удачу и попытаться слинять из-под бдительного ока конвоира.
Несколько раз она сбавляла шаг, надеясь отстать. Включала дурочку и с уверенной миной сворачивала в какой-нибудь из узких коридоров, искренне веря, что её маневр останется незамеченным. Даже пыталась заверить своего провожатого, что им необходимо вернуться в библиотеку, дабы забрать булку, которую она забыла где-то на книжных полках. По-правде, многострадальное хлебобулочное действительно осталось пылиться среди книг, однако телохранитель был равнодушен к судьбе выпечки. Когда все попытки тихого и незаметного побега были загублены на корню бдительностью мужчины, Алькира обреченно закатила глаза, резко остановилась и, развернувшись, решительно потопала в обратном направлении.
Провал.
− Давайте, вы закроете глазки, и мы сделаем вид, что меня украли неупокоенные души предков, а? – тоскливо предложила она, позволяя себя развернуть в нужном направлении. У злосчастного телохранителя, кажется, были глаза даже на затылке, иначе, как можно было объяснить то, что он так оперативно реагировал на её выходки.
И на это предложение, и на все последующие ответом ей было молчание. Алькира мрачно сопела, закатывала глаза, но в комнаты зашла смиреной овечкой, разве что доброй ночи не пожелала. Там она какое-то время побродила из угла в угол, постояла у окна, всматриваясь в прозрачную ночь севера, и только после этого рискнула совершить разведку за пределы своей «камеры». Тихонько приоткрыла дверь, предельно осторожно высунула голову, повернулась и… почти носом уткнулась в пряжку ремня телохранителя.
− Чудесно, ко мне приставили няньку, − хмуро прокомментировала она, подняв глаза. – Сказку на ночь почитаете?
Но ни читать сказку, ни петь колыбельную, ни считать вместе с ней альбо тот не собирался. Даже отказался взбить подушку и поправить одеялко, поэтому Кира раздраженно закрыла дверь и задумчиво побарабанила по ней пальцами. Снова распахнула.
− Желаю кружку молока на ночь! – выпалила она и выжидательно уставилась на мужчину. Ответом ей был тяжелый и совсем недобрый взгляд.
−Теплого молока! С ватрушкой.
− Миледи, доброй ночи.
Алькира состроила кислую мину, нетерпеливо качнула дверь. Играть на нервах было её любимым занятием, но при условии, что жертва поддавалась, выходила из себя, начиная глупить и злиться. Однако когда её усилия разбивались о холодный камень профессиональной выдержки и северного нрава, всё шло прахом.
− Миледи не спится, когда у неё под дверью топчется незнакомый мужик, − девушка красноречиво окинула взглядом телохранителя. – А вдруг вы в замочную скважину заглядывать будете, а?
− Доброй ночи, миледи.
На этот раз в его голосе послышалась не только усталость. Звякнула сталь. Нехорошо звякнула, словно кто-то задел металлическую оковку ножен, когда вытаскивал клинок.
Алькира шумно вздохнула, сдавшись, закрыла дверь и побрела к одному из кресел у камина. Забралась в него с ногами, замоталась в одеяло, что стянула с кровати, нахохлилась. Мысли в голове тянулись вязкой патокой, путались на краю сознания. Её тихо терзала злость на мать, которая поступила так нечестно, приставив к ней этого громилу, дабы лишить возможности добраться до брата. И стоит ли после этого задумываться о доверии?
Огонь в камине убаюкивал, заглушал воспоминания сегодняшнего дня. Кира поджала колени к груди, обхватила их руками и почувствовала, как мягко погружается в теплый сумрак дрёмоты. Какое-то время она еще пыталась поймать ускользающее сознание, заставить себя встать и снова поиграть на нервах у «няньки» под дверью. Ей уже стало казаться, что она добралась до Вельса и теперь может всё ему рассказать…
Но ласковая тьма уже затопила сознание.
Обеденный зал